вхутемас-100. урок из будущего

Вступление

Выставка «ВХУТЕМАС-100», прошедшая в Музее Москвы, впервые показала, как и чему учили в одной из самых заметных авангардных школ, влияние которой на художественное, дизайнерское и архитектурное образование в России только начинает осмысляться.

Выставка позволяет оценить не только масштаб этого эксперимента, но и полет фантазии восьми художественных факультетов, стремившихся обустроить советский быт. Архитектурный разрабатывал летающие города, дерметфак (факультет обработки дерева и металла) — мебель-трансформеры, и вместе с остальными они создавали новый художественный язык советской культуры. Также кураторы рассказали о предпосылках создания школы, об ее устройстве и причинах закрытия в 1930 году.

Когда ты видишь даже просто декорации мастерских, ты осознаешь, насколько это было смелое начинание — пролетариат строил республику разума. Состояться ей, увы, было не суждено; вместе со свертыванием НЭПа, высылкой Троцкого, окончательным уничтожением остатков анархистского движения был закрыт и ВХУТЕМАС (ВХУТЕИН).

Что мы чувствуем, когда видим эти «античные руины»: посуду, мебель, ткани, скульптуры и макеты? Кажется, что стоит только взглянуть, как они оживут, по экспозиции пройдется Родченко, студенты будут готовиться к демонстрации, а кто-то — мастерить мебель. Наше воображение сразу рисует активный труд в коллективе. Но ностальгия сменится разочарованием: этот целый мир исчез, перешел в «общие места» критики формализма и упадничества, в тексты Лифшица, а сейчас существует лишь в форме «культурного наследия» на этой или других выставках. И об увиденном очень сложно судить, по этим работам хочется учиться, воображать возможное, но с оглядкой на современность.

Есть ли смысл тогда восхищаться этими вещами? Может, нужно говорить о современном сообществе художников, инженеров, дизайнеров и исследователей? И если ответ утвердительный, то можем ли мы занять места призраков? Жан-Люк Нанси в «Непроизводимом сообществе» [ 1 ] 1. Нанси Ж.-Л. Непроизводимое сообщество. М.: Водолей, 2009. С. 25–26.  пишет, что в постсоветском мире никто не отказывался от идеала коммуны, просто он трансформировался в ситуацию непрошенной и явочной совместности, из который был удален проект любой универсальности. И если эта безвозвратная трансформация произошла, то нам нужно попытаться разобраться, могут ли школы современного искусства явить собой такое сообщество, как ВХУТЕМАС.

Опережая конец истории 

Для кого-то ВХУТЕМАС — это просто дизайнерское училище, что очень сильно искажает восприятие. В этом случае совершенно непонятной видится реакция государства на простой «дизайн». Мастерские были сообществом художников-инженеров, чаяния которых даже 90 лет спустя вполне можно сравнить с мечтами самых смелых левых как тогда — эсеров-максималистов, верных революции троцкистов, анархистов и левых коммунистов, — так и сегодня: постопераистов, киберфеминисток и акселерационистов. И если мы посмотрим на то, что пишет Паоло Вирно о постфордизме 60-х, то станет очевидно, насколько ВХУТЕМАС опередил историю: «Границы между чистой деятельностью интеллекта, политическим действием и трудом исчезли. Я утверждаю, в частности, что так называемый постфордистский труд включил в себя многие типичные характеристики политической деятельности и что это слияние Политики и Труда является решающей физиогномической чертой современного множества». [ 2 ] 2. Вирно П. Грамматика множества. М: Ад Маргинем, 2015. С. 50. На факультетах можно было участвовать в дискуссиях, выбирать и голосовать за преподавателей, а читать лекции звали людей совершенно разных профессий, например русского философа Павла Флоренского. Живая политическая речь лежала в основе как образовательного, так и производственного процесса — от учеников требовалось воображать общественную жизнь в СССР, а не отражать ее. Молодой архитектор Николай Соколов придумал курортную гостиницу, где люди могли бы жить в одноместных стеклянных домах прямо внутри дикой природы, перемещаясь только в специальных тоннелях под землей. Ученики дерметфака разрабатывали клубные шкафы, в которых хранились не только книги, но листовки и плакаты, рассказывающие о жизни в Советах. Художники и скульпторы участвовали со своими наработками в демонстрациях. Авангард — и ВХУТЕМАС в частности — не только предлагал концепции трансформации революционной России, но и активно искал пути их внедрения.  [ 3 ] 3. Пензин А. Биополитика советского авангарда // Педагогическая поэма: архив будущего музея истории. М: Фонд V–A–C, 2014. С. 74–75.

Несмотря на то, что ВХУТЕМАС в этом плане казался (и до сих пор кажется) пришельцем из будущего, учителя уже тогда преподавали свои знания как традицию нового.  [ 4 ] 4. О чем говорят в этой дискуссии: https://www.youtube.com/watch?v=1yRF7jjhhws. — Прим. автора.  И Варвара Степанова, и Александр Родченко, и Константин Мельников придумывали и манифестировали новый язык — их же ученики обсуждали и производили новые вещи. Молодые художники, скульпторы и архитекторы учились демистифицирующему «объективному методу»,  [ 5 ] 5. В рамках пропедевтических курсов. — Прим. автора. учились обнажать и использовать базовые формы, приемы и композиции, на специальных тренажерах определять на глаз расстояние до предмета, длины отрезков, удаленность фигур. Вроде бы мелочь, но сопротивление идеологии начинается со способности анализировать простейшие формы и факты — советского художника 20-х годов сложно было обмануть: треугольник — это треугольник, а красный — это красный. Он видел реальность в ее простых формах и отношениях.

Исходя из этого, становится понятно неприятие Сталиным подобного «ускорения», основанного на «множественной» или «кружковой» динамике, а не на общем движении нации. Будущее, которое строили во ВХУТЕМАСе, не соответствовало задачам индустриализации: «Нам нельзя теперь ограничиваться выработкой коммунистических кадров вообще, большевистских кадров вообще, умеющих поболтать обо всем понемножку. Дилетантство и всезнайство — теперь оковы для нас. Нам нужны теперь большевики — специалисты по металлу, по текстилю, по топливу, по химии, по сельскому хозяйству, по транспорту, по торговле, по бухгалтерии и т.д. и т.п. Нам нужны теперь целые группы, сотни и тысячи новых кадров из большевиков, могущих быть хозяевами дела в разнообразнейших отраслях знаний. Без этого нечего и говорить о быстром темпе социалистического строительства нашей страны. Без этого нечего и говорить о том, что мы сумеем догнать и перегнать передовые капиталистические страны». [ 6 ] 6. Сталин И.В. Речь на VIII съезде ВЛКСМ 16 мая 1928 г. Доступно по ссылке: https://www.marxists.org/russkij/stalin/t11/t11_07.html. Мастерские, которые за 10 лет выпустили лишь 1000 человек на 8 факультетах, вряд ли могли дать «тысячи новых кадров».

Гройс в «Коммунистическом постскриптуме» пишет, что целью коммунизма было построить утопию, т.е. подчинить экономику политике, «языку и посредством языка», [ 7 ] 7. Гройс Б. Коммунистический постскриптум. М: Ад Маргинем, 2014. С. 13. перейти от цифр к декретам, от консенсуса к истине диалектического материализма. Авангард же с его неизбежной страстью к демистификации разрабатывал совершенно другой язык, который и действовал иначе, как доступный каждому алфавит «объективного метода». Соцреализм же — по мысли Гройса — предлагал насильственный консенсус. Философ изгоняет софистов, но при этом сам стремится к тотальной синкретичности, к усвоению всех различных позиций в их диалектическом противоречии: «уклонисты дисквалифицировались за «одностороннесть»». [ 8 ] 8. Там же. С. 48. Именно язык суверена становился медиумом, обуславливающим баланс между надстройкой и базисом, [ 9 ] 9. Там же. С. 61. по сути становясь общественной производительной силой. Этот единственный возможный язык подверг все альтернативы «метанойе», включив их в себя как слабые отрицаемые оппозиции в рамках объяснения «почему нельзя». [ 10 ] 10. Почему нельзя формализм, почему нельзя правый уклон, почему нельзя левый уклон, почему нельзя упадничество. — Прим. автора. Именно так относительная автономность была заменена властной вертикалью: «Это обстоятельство создает опасность превращения этих организаций из средства наибольшей мобилизации [действительно] советских писателей и художников вокруг задач социалистического строительства в средство культивирования кружковой замкнутости, отрыва [иногда] от политических задач современности и от значительных групп писателей и художников, сочувствующих социалистическому строительству [и готовых его поддержать]». [ 11 ] 11. Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О перестройке литературно-художественных организаций» от 23 апреля 1932 г. Доступно по ссылке: http://www.hist.msu.ru/ER/Etext/USSR/1932.html.

Именно эта «метанойя» — как запрет любых споров — сделала возможным непрекращающуюся трансформацию советского общества, его гомогенизацию, развоплощение, раскаяние и забвение субъективности. Пластичным становился и каждый отдельный человек — он всегда должен помнить, за что осуждают «формализм», за что — «троцкизм», и что представляет из себя антисоветское. [ 12 ] 12. Гройс Б. Коммунистический постскриптум. М: Ад Маргинем, 2014. С. 72. Но если Сталин устанавливал биовласть над Другим, то ВХУТЕМАС ставил прямо противоположную задачу — стать союзником изменений.

От энтузиазма к разочарованию

Капиталистические отношения привнесли в привычный сервильный [ 13 ] 13. «Поскольку “общественно организованное пространство”, открытое Интеллектом, сводится каждый раз к трудовой кооперации, то есть к густой сети иерархических отношений, то блокирующая функция «присутствия других» во всех конкретных производительных операциях получает форму личной зависимости. Или же, говоря по-другому, виртуозная деятельность проявляется как универсальный сервильный труд (lavoro servile)», — Вирно П. Грамматика множества. М: Ад Маргинем, 2015. С. 80. труд художника лишь нотки «конкуренции». Теперь виртуозность мастера означает «метанойю» его учеников: «Виртуоз нуждается в публике именно потому, что он не оставляет произведения, объекта, который будет оставаться в мире и после того, как сама его деятельность завершится. За отсутствием специфического внешнего продукта виртуоз должен обращаться к свидетелям».  [ 14 ] 14. Вирно П. Грамматика множества. М: Ад Маргинем, 2015. С. 53. Если применить эти рассуждения к сфере образования, то ученики будут не «продуктом», а скорее «свидетелями» мастера. Наверное, поэтому образование в России можно описать как «лимб»: в исходной точке ты никто, поэтому ты идешь на курсы (в школу современного искусства или университет), но и после выпуска ты в целом останешься никем.  [ 15 ] 15. «Сегодня же художник как на Голгофу отправляется, и никому, в общем-то говоря, не нужен. Кому нужно это художественное образование? Людям, которые ориентируются на некую вертикаль, духовное прозрение мира? Или нужно ориентироваться на рынок, который может консумировать эту вертикаль, а может и пренебречь ею». — Круглый стол «Кого учить? Чему учить? И учить ли вообще...» // «Художественный журнал», № 58. Доступно по ссылке: http://moscowartmagazine.com/issue/58/article/1172.  Образование обещает лишь вечное ученичество, в то время как рынок требует виртуозности и новизны.

Вместо пропедевтики как универсального языка преподается только субъективная позиция, благодаря чему мастер никогда не создаст себе конкурента. Каждый курс становится то ли расширением собственной практики, то ли своеобразной формой щедрости в отношении «символического капитала». Так АСИ (Агентство сингулярных исследований) и ИСИ им. Бакштейна подарили своим ученикам участие в «Платформе Хайдеггер» во второй Триеннале. В «Закрытой рыбной выставке. Реконструкция» отношения между учениками и мастерами (Яном Гинзбургом и Дмитрием Хворостовым) также остаются сложными и непроясненными, хотя этот проект и отличается в положительную сторону от многих подобных. Мастерские и лектории становятся полигоном для отработки собственных идей, еще одной сценой, помимо выставочных залов. И реэнактмент лекций собственного учителя вряд ли можно назвать критической позицией, но скорее отражением логики постсталинистского сервильного труда.

Но в самом сложном положении оказываются не художники, а исследователи, которые тоже учатся в художественных школах (из-за низкого качества академического образования в России). Теория и история искусства дается им в том же объеме, что и художникам: обобщенно, доступно и по одной лишь «Истории искусства с 1900 года». Опять же, без дискуссий, семинаров и дебатов. На моей памяти лишь однажды удалось выйти за границы привычного преподавания, когда в рамках Лаборатории художественной критики (под кураторством Анатолия Осмоловского, Светланы Басковой, Егора Софронова, Бориса Клюшникова и Константина Бохорова) стала возможной работа на равных. Правда, частично, поскольку тексты большинства авторов высмеивались. Писать в итоге продолжил лишь тот, кто осмелился преодолеть такое давление: Анастасия Дмитриевская и Дарья Юрийчук сделали «Кафе-мороженое», а Мария Королева, Анастасия Хаустова, Оля Белова и автор этого текста начали делать вебзин «Спектейт». И ЛХК продемонстрировал одну важную вещь для понимания художественного образования: нет развития без конфликтов, а «метанойя» — это остановка.

И если в основе ВХУТЕМАСа лежал объединяющий энтузиазм, то нам досталось лишь смирение с «коммунизмом капитала», [ 16 ] 16. Вирно П. Грамматика множества. М: Ад Маргинем, 2015. С.143. где преподаватели просто блистают в качестве недостижимого эталона. И, как мне кажется, наиболее точно преподавательскую добродетель в этой непростой ситуации смог выразить лишь Глеб Напреенко: «Тут опять же встает вопрос о разных способах ответить на изначальный запрос студентов — найти какое-то место в современном искусстве. Мне наиболее симпатичной здесь кажется позиция, близкая к позиции психоаналитика, — не отвечать напрямую на требование студента, в том числе требование любви, а поддержать сомнение, которое привело его в арт-школу. И не затыкать эту нехватку готовыми ответами или своим телом (как в случае с преподавателями, вступающими с учениками в любовные отношения, и как однажды сделал Юнг вопреки заветам Фрейда), но поддержать желание». [ 17 ] 17. Напреенко Г., Новоженова А. Беседа «Фрустрация — верный спутник студента» // Разногласия, № 8, 2016. Доступ по ссылке: https://www.colta.ru/articles/raznoglasiya/12572-frustratsiya-vernyy-sputnik-studenta. Поэтому единственным подлинным методом обучения в искусстве должно стать «разочарование» студентов, где преподаватель, а не его ученики, подвергается «метанойе».

ВХУТЕМАС — это твоя самостоятельность

Главный вопрос выпускника, наверное, звучит так: «И что мне теперь делать?» Если он огляделся вокруг и не нашел ответа, его карьера художника тут же и заканчивается, а школа оказывается лишь времяпрепровождением для среднего класса. Что делать, если энтузиазма, свойственного революционной обстановке, больше нет и вряд ли предвидится? Где брать его сегодня и что может стать пропедевтикой?

Школы современного искусства вряд ли научат сегодня какой-то исключительной технике. Художники обращаются сегодня уже к VFX, компьютерной графике, монтажу, созданию машин, дизайну и пишут код. Учат ли этому художественные школы? Нет, этому можно научиться где угодно, но не там. Учат ли там исследовать или писать тексты? Очень ограниченно. Из всего этого можно заключить, что школы дают лишь введение в то, что вообще существует, и совершенно не вооружают никакой пропедевтикой: ясными и конкретными инструментами для анализа и трансформации окружающей действительности.

Чем бы сегодня могла стать эта пропедевтика? Художник больше не занимается чем-то отдельным — он занимается всем и ничем, является скорее текстом, на который уже нанизываются доступные ему формы. Он даже может заказать исполнение собственной работы или вообще работать с производственной командой, как Таус Махачева. Но что сегодня нельзя купить? Наверное, только виртуозность: последовательность художественной практики, способность принимать решения, искать и критиковать тренды, преодолевать границы медиума, смотреть на ситуацию широко, копать словно крот конкретную тему, ориентироваться в социальных и политических событиях. А научить всему этому можно, только создавая площадки для дискуссий, дебатов, аргументированного обсуждения позиций и совместной работы. И только так «перейти от сервильной виртуозности к виртуозности “республиканской”». [ 18 ] 18. Вирно П. Грамматика множества. М: Ад Маргинем, 2015. С. 82.

А что касается теории и истории искусства? Курс, записанный единожды и вышедший на Youtube, сделает гораздо больше, чем живая лекция. Все это должно стать нашими цифровым общественным благом: Ирина Кулик прекрасно рассказывает о западном современном искусстве, а Александра Обухова — о российском. А критике можно учиться, просто разбирая тексты из таких журналов, как October.

И это общественное интеллектуальное достояние, вместе с новой пропедевтикой интеллектуального труда и управляемым «разочарованием», вполне бы могло приблизить нас хоть на пару шагов к будущему, где станет возможен ВХУТЕМАС.