о фредерике кислере. автономное видение: галереи

Форма не следует за функцией.
Функция следует за концепцией.
Концепция следует за реальностью.

Фредерик Кислер

«Пора положить конец разрыву между архитектурой и живописью», — провозгласили [американский поэт] Николас Калас и архитектор Фредерик Кислер в своем каталоге к выставке сюрреалистического искусства «Пламя крови» [Blood Flames] (1947). Для дизайна своих выставочных проектов Калас и Кислер предложили новый способ слияния искусства и архитектуры, пойдя в наступление на идею «чистой архитектуры», которую исповедовал Ле Корбюзье, архитектуры строгих и аскетичных белых стен, «подвергающих живопись остракизму», и критикуя Фрэнка Ллойда Райта, видевшего в природных пейзажах замену картинам. Следует бросить вызов привычному устройству галереи, утверждали они, той галереи, которая представляет собой не более чем «укрощенную ножницами садовника аккуратную рощицу отполированных до блеска объектов», внешне ничем не отличающихся от «любого дорогого предмета, произведенного для демонстративного, статусного потребления». Взамен они предложили «организовать поле зрения», пронизанное взаимосвязями и взаимозависимостями, достаточно широкими для того, чтобы «включить в единый континуум ощущение и впечатление от живописи, скульптуры, стен, потолка, пола и зрителей». Кислера оставили совершенно равнодушным попытки Ле Корбюзье «внедрить живопись в… белую унылость функционального дизайна, слегка подкрашивая стены в разные тона и развешивая полотна Фернана Леже», которых архитектор не оставлял на протяжении всей своей карьеры. В проекте «Пламя крови» Кислер представил на суд публики совершенно противоположный подход к функциональному дизайну [ 1 ] 1. Николас Калас и Фредерик Кислер, Blood Flames 1947, выставочный каталог (Нью-Йорк: Hugo Gallery, 1941), 16, хранится в архиве Австрийского частного фонда Фредерика и Лиллиан Кислеров, Вена. .

Выставка «Пламя крови» открылась в нью-йоркской галерее Hugo, что на 55-й Ист-стрит, 3 марта 1947 года. На ней были показаны полотна Роберто Матты, Аршила Горки, Вифредо Лама и Джеральда Камровски; скульптуры Исаму Ногути, Хелен Филлипс и Дэвида Хэйра, а также мозаики Жанн Рейналь. «Зачинщиком» выставки и ее куратором стал Калас, писавший тогда для журнала View [ 2 ] 2. См. Генри МакБрайд (Henry McBride), "Modernism Rampant: The New Sculptors and the New Painters Exalt the New Freedoms" [Неистовый модернизм: Новые скульпторы и новые художники превозносят новые свободы], New York Sun, раздел «Искусство», 7 марта, 1947, 29, Blood Flames Box, файл с вырезками о выставке "Blood Flames" из декоративного памятного альбома для наклеивания вырезов галереи Hugo. Австрийский частный фонд Фредерика и Лиллиан Кислеров, Вена. .

Именно он отобрал скульптуры, картины и мозаичные панно, а Кислер разработал и нарисовал архитектурный проект пространства. На эту работу и монтаж самой выставки у него ушло всего два с половиной дня [ 3 ] 3. См. Письмо Фредерика Кислера к Александру Йоласу от 15 апреля 1947 года (Briefe M, Mappe 3), Австрийский частный фонд Фредерика и Лиллиан Кислеров, Вена. Также см. Дневник Штеффи Кислер. Австрийский частный фонд Фредерика и Лиллиан Кислеров, Вена. . Несмотря на такую стремительность подготовительной работы, создание «Пламя крови» ознаменовало собой момент абсолютной ясности в контексте более обширного проекта Кислера — бесконечного исследования, которым он занимался всю свою жизнь. Галерейная выставка «Пламя крови» воплотила в жизнь концепцию Кислера: построение бесшовной, целостной организации разрозненных частей в одно непрерывное и эластичное пространство, способное преодолеть тот раскол, который, по его убеждению, существует между видением художника и фактической действительностью (мечтой и реальностью).

Магическая архитектура

В незаконченной и так и не опубликованной работе «Магическая архитектура: история человеческого жилища» [Magic Architecture: The Story of Human Housing] Кислер размышлял о том, что «в чем бы ни состояла правда, с возведением первой хижины» «в Единстве Видения [творца] и Факта появилась Трещина» [ 4 ] 4. Фредерик Кислер, "Magic Architecture: The Story of Human Housing" [«Магическая архитектура: История человеческого жилища»], наиболее полная версия, неопубликованная, недатированная, часть 1, глава IX, стр. 1 и 3. Австрийский частный фонд Фредерика и Лиллиан Кислеров, Вена. . Завершая работу над своими галерейными выставками в 1942 и 1947 годах, Кислер писал «Магическую архитектуру», чтобы мифологизировать собственное стремление добиться синтеза искусства, архитектуры и человечества с окружающей средой. Писавшие об архитектуре часто обращались к образам первобытной хижины, пещеры или усыпальницы для обоснования идеологических взглядов того или иного архитектора и/или строительной практики (здесь на ум среди прочих сразу приходят Готфрид Земпер, Карл Боттишер, Карл Шинкель, Антуан-Кризостом Катрмер-де-Кенси, Эжен Эмманюэль Виолле-ле-Дюк, Сэр Бэнистер Флетчер, Адольф Лоз и Ле Корбюзье). В этом смысле Кислер не был исключением [ 5 ] 5. См. Джозеф Рикверт (Joseph Rykwert) "On Adam's House in Paradise: The Idea of the Primitive Hut in Architectural History" [О доме Адама в райском саду: Идея примитивной хижины в истории архитектуры ] (Нью-Йорк: Музей современного искусства, 1972). . Изучая различные объекты: от гнезд, пещер и пирамид до небоскребов, — он пришел к выводу, что выстраивая искусственную среду, человечество сооружало убежища, обособлявшие людей друг от друга и от их естественного окружения. В его представлении «Природа была тождественна Архитектуре» до тех пор, пока человечество не «индивидуализировалось» и не начало связывать «причину и следствие во времени и пространстве» [ 6 ] 6. Кислер, "Magic Architecture" [«Магическая архитектура»], часть 1, глава VIII, стр. 5, 7 и 9. . По мере того, как люди учились распознавать отличия в собственном мире, они становились все более «обособленными» от своей семьи или группы, пока полностью не порвали с любой формой «естественной привязанности». Архитектуре, по утверждению Кислера, придется «подождать, пока человечество снова не сольется воедино со своей средой, если людям вообще когда-либо суждено соединить свои мечты с реальностью» [7].

По мнению Кислера, было время, когда человечество вело автономное, самодостаточное существование без способности к абстракции, существование, при котором ощущения, качества, чувства и аффекты управляли аморфными отношениями, и «инстинкт, интуиция, зрительные образы и мысль», как он утверждал, «были слиты воедино в самой сердцевине человеческого опыта» [ 8 ] 8. Там же, часть 1, глава VIII, стр. 4. . «Энергия общего происхождения» связывала воедино интеллект и чувство, и «плеск этого потока» создавал идеальную вселенную «магнитных полей невероятного энтузиазма и эйфории» [ 9 ] 9. Там же, часть 1, глава IX, стр. 1. . Для Кислера «все было вездесущным и вековечным; ничто не было абсолютно мертвым; «время … чувствовало пространство, а пространство — объективизацию эмоции» [ 10 ] 10. Там же, часть 1, глава VIII, стр. 5 и 6; курсив в оригинале. . «Существовала только … одна Реальность и она [была] результатом постоянного чередования видимого и невидимого, мертвого и живого. Они проникали друг в друга и зависели друг от друга. Все предметы, все конфигурации … ощущались транспарентно» [ 11 ] 11. Там же, часть 1, глава VIII, стр. 6; курсив в оригинале. .

В этой предыстории в описании Кислера, «Природа давала ощущение огороженности, замкнутого пространства: «деревья, камни, горы, реки, океан и небеса … все было частью «убежища» человека», «[было] …архитектоникой великой структуры видимой и ощущаемой вселенной». Природа, окружающая все и вся своей заботой, питающая и вскармливающая, была проводником человечества в пространстве чистых чувств и эмоций. «Мягкая и эластичная», по словам Кислера, природная среда «уступала давлению» и «многократно обволакивала тело» [ 12 ] 12. Там же, часть 1, глава VIII, стр. 7 и 8. . Именно это состояние погруженности в обволакивающую, обхватывающую со всех сторон непрерывную среду и легло в основание первобытного мифа Кислера.

Поскольку для него было чрезвычайно важно реинтегрировать общество в окружающее пространство, Кислер предложил увязать искусство и науку в единую строительную практику. В примитивных культурах, утверждал он, «Образности Искусства … [удалось] заживить разрыв в Единстве человека и природы», поэтому для современного общества, приверженного правилам позитивизма, лучшим способом привести человечество в соответствие с окружающей средой был бы синтез искусства и науки» [ 13 ] 13. Там же, часть 4, Вступление, стр. 3 и 4. . Таким образом, чтобы «уничтожить преграды между искусством и технологиями», необходимо установить взаимосвязь между элементами строения – «структурой, технологической начинкой, мебелью, скульптурой и живописью» – сплавив их в «органический синтез психологических и физиологических требований» человеческого существования [ 14 ] 14. Фредерик Кислер, "On Correalism and Biotechnique" («О корреализме и биотехнике»), 1938, наиболее полная версия неопубликованной рукописи, 49, хранится в архиве Австрийского частного фонда Фредерика и Лиллиан Кислеров в коробке с рукописью труда Кислера "Design Correlation", Вена. . Кислер отвергал «гигиену функциональной архитектуры», современных архитекторов, «очищающих здания изнутри и снаружи от наростов украшательств…» (Лоз), «человеческие дома, превращенные в машину и ничего более» (Ле Корбюзье), – потому что такая архитектура неспособна была восстановить это единство, этот синтез [ 15 ] 15. Кислер, "Magic Architecture", часть 10, глава VIII, стр. 1; курсив в оригинале. . Результатом его исследования о взаимосвязях, соотнесенности дизайна в 1930-е годы стала идея о соединении «Науки, возрождающей факт» с «Сюрреализмом, возрождающим видение, концепцию», которое позволило бы проектировать непрерывные, целостные миры имманентных чувств [ 16 ] 16. Там же, часть 10, глава VIII, стр. 1 и часть 10, глава IX, стр. 1. .

Кислер ставил своей целью залатать разрыв между тем, что он называл мечтами и реальностью, видением художника с одной стороны и фактом с другой, адаптировав для этих целей свои прежние исследования человеческих привычек и перцепций для приведения восприимчивого тела в состояние чистого автоматизма во всепоглощающей атмосфере опосредованных эффектов. Поскольку, по его наблюдениям, искусство выявляет такие перцепции зрителя, что способны влиять на действия человека, он решил инструментализировать искусство для создания интерактивных и иммерсивных пространственных сред, используя оптические и тактильные техники для вовлечения зрителя в инстинктивные отношения с окружающим пространством.

Его исследовательские интересы в области автоматизма предсказуемо заинтересовали круг сюрреалистов того времени. В результате Кислер получил несколько заказов на разработку дизайна галерейных выставок помимо проекта «Пламя крови», в которых он предпринял попытку построения континуума между искусством, зрителем и архитектурным антуражем. Время показало, что сотрудничество Кислера с сюрреалистами в 1940-е годы имело огромное влияние на его профессиональные возможности в области дизайна: он продолжил свою работу по теме «Магической архитектуры», а также провел ряд последующих исследований в области дизайна убежищ.

Отношения в кругу сюрреалистов

До того, как Кислер приступил к работе над дизайном галерейных выставок сюрреалистов, у него были довольно ограниченные контакты с этим кругом. Живя в Европе в 1920-е годы, Кислер был близким другом дадаистов (ставших впоследствии сюрреалистами) Ханса Арпа и Тристана Тцары, но после его переезда в Нью-Йорк их отношения стали более прохладными. За исключением нескольких кратких встреч во время поездок Кислера в Париж осенью 1930 года, его взаимоотношения с сюрреалистами не имели для него решающего значения до того момента, как в конце 1930-х годов он не начал близко общаться с Дюшаном.

Кислер был шапочно знаком с Дюшаном и до 1940-х годов, однако их тогдашние отношения едва ли можно было назвать близкими [ 17 ] 17. Считается, что Кислер и Дюшан впервые встретились в Париже в 1925 году на Международной выставке современного декоративного и промышленного искусства (Internationale des Arts Décoratifs et Industriels Modernes). Cм. Дженнифер Гоф-Купер и Жак Комон (Jennifer Gough-Cooper and Jaques Caumont), "Frederick Kiesler and the Bride Stripped Bare" («Фредерик Кислер и раздетая догола невеста») в сборнике под редакторством Йегуды Сафрана (Yehuda Safran) Frederick Kiesler 1890–1965 [Фредерик Кислер, 1890-1965] (Лондон: Архитектурная ассоциация, 1989). . В 1927 году Штеффи Кислер работала на Кэтрин Дрейер в галерее Anderson, курируя выставку современного искусства. В то время Кислер вызвался разработать для Дрейер и ее Société Anonyme проект музея современного искусства, который так и не был закончен. Предположительно, Кислер и Дюшан работали бок о бок на начальных этапах планирования будущего музея. Известно, что оба они присутствовали на одном и том же званом ужине в 1933 году и еще раз в 1936-м [ 18 ] 18. См. Дневник Штеффи Кислер, Австрийский частный фонд Фредерика и Лиллиан Кислеров, Вена. См. также Марк Линдер, "Wild Kingdom" [«Дикое королевство»] в сборнике под редакторством Р. Сомоля (R. E. Somol) Autonomy and Ideology: Positioning an Avant-Garde in America [Автономия и идеология: Позиционируя авангард в Америке] (Нью-Йорк: Издательство Monacelli Press, 1997), стр.19. Фредерик Кислер, "Design-Correlation: From Brush-Painted Glass Pictures of the Middle Ages to [the] 1920's" [«Корреляции в дизайне: от раскрашенных кистью стеклянных картин средневековья до 1920-х годов»] Architectural Record 81 (май 1937), стр. 53–59. . Однако до появления статьи Кислера о дюшановской работе «Большое стекло», опубликованной в журнале Architectural Record в 1937 году, нельзя сказать, чтобы Дюшан всерьез интересовался Кислером .

Кислер в основном контактировал с Дюшаном через Дрейер. 28 января 1937 года он пришел к ней домой, чтобы сфотографировать «Большое стекло» [ 20 ] 20. См. Дневник Штеффи Кислер, Австрийский частный фонд Фредерика и Лиллиан Кислеров, Вена. . Примерно в то же самое время он связался и с Маном Рэем, работавшим с Дрейер и Дюшаном в Société Anonyme, чтобы обсудить портрет Дюшана, который Кислер видел в номере Мана Рэя, когда тот останавливался в гостинице Barbizon Plaza в Нью-Йорке [ 21 ] 21. См. письмо Фредерика Кислера к Ману Рэю от 8 февраля 1937 года. Бумаги Фредерика и Лиллиан Кислеров (датированные приблизительно 1910-2003 годами), основная часть архива приходится на 1958-2000 годы. Серия 2, Бумаги Фредерика Кислера, ящик №40, переписка 1937 года, файл 10, Архив американского искусства, Смитсоновский институт. . Кислер надеялся, что сможет использовать эти изображения и другие работы Дюшана в качестве иллюстраций для своей статьи «Корреляции в дизайне» [Design-Correlation], которую он тогда готовил к публикации. После того, как статья увидела свет, Дрейер пригласила чету Кислеров в свой дом в Западном Реддинге в штате Коннектикут, чтобы поговорить о реакции Дюшана на публикацию [ 22 ] 22. См. письмо Кэтрин С. Дрейер к Фредерику Кислеру от 9 июля 1937 года, Бумаги Фредерика и Лиллиан Кислеров (датированные приблизительно 1910-2003 годами), основная часть архива приходится на 1958-2000 годы. Серия 2, Бумаги Фредерика Кислера, ящик №40, переписка 1937 года, файл 10, Архив американского искусства, Смитсоновский институт. . К тому времени Дрейер получила письмо от Дюшана, который, по его словам, увидел «в журнале Architectural Record замечательную статью, посвященную «Стеклу» [ 23 ] 23. См. письмо Кэтрин С. Дрейер к Фредерику Кислеру от 9 июля 1937 года, Бумаги Фредерика и Лиллиан Кислеров (датированные приблизительно 1910-2003 годами), основная часть архива приходится на 1958-2000 годы. Серия 2, Бумаги Фредерика Кислера, ящик №40, переписка 1937 года, файл 10, Архив американского искусства, Смитсоновский институт. . Дрейер была чрезвычайно воодушевлена этими словами и счастлива за Кислера, потому что «никогда еще не слышала из уст [Дюшана] такой похвалы» [ 24 ] 24. См. письмо Кэтрин С. Дрейер к Фредерику Кислеру от 9 июля 1937 года, Бумаги Фредерика и Лиллиан Кислеров (датированные приблизительно 1910-2003 годами), основная часть архива приходится на 1958-2000 годы. Серия 2, Бумаги Фредерика Кислера, ящик №40, переписка 1937 года, файл 10, Архив американского искусства, Смитсоновский институт. . Интерпретация «Большого стекла», предложенная Кислером, была неожиданной. Она не была всецело посвящена значению символов, представленных в раскрашенной скульптуре Дюшана. Автор подошел к своей задаче куда более творчески и описывал технику производства этой скульптуры и последующего ее разрушения, растрескивания.

Кислер утверждал, что «рисуя» «непрозрачную картину», подвешенную в воздухе, Дюшан тем самым отрицал «реальную прозрачность стекла», в противовес привычному восприятию этого материала как прозрачной поверхности, физически разделяющей и зрительно связывающей пространство [ 25 ] 25. Кислер, "Design-Correlation: From Brush-Painted Glass Pictures" [«Корреляции в дизайне: от средневековья до 1920-х годов»], стр. 55. Также см. Фредерик Кислер, "Design-Correlation, Marcel Duchamp's 'Big Glass'" [«Корреляции в дизайне: «Большое стекло» Дюшана»] в сборнике под редакцией Зигфрида Гора и Гюнды Лейкен [Siegfried Gohr and Gunda Luyken] Frederick J. Kiesler: Selected Writing [Фредерик Кислер: избранные произведения] (Ostfildern bei Stuttgart: Verlag Gerd Hatje, 1996), стр. 40. . Картина «парила в воздухе в состоянии вечной готовности действовать, двигаться, излучать свет» [ 26 ] 26. Кислер, "Design-Correlation: From Brush-Painted Glass Pictures", стр. 55. . Образу, подвешенному «в состоянии напряженности», удалось сделать то, чего Кислер пытался добиться в значительной части своих собственных работ с 1920-х годов, когда сблизился с членами [голландского художественного движения] De Stijl: «В природе есть разница между рамкой и находящимся под напряжением содержимым различного свойства, как эластичным, так и взаимообусловленным, в то время как мы строим ригидно, косно, негибко и безжизненно. Манера соединять части схожей или различной плотности в этой взаимообусловленности равна природе и искусству, художественному приему. Контурный дизайн — это всего лишь место стыка, соединения. Контур — иллюзия пространственного соединения форм. Эти места стыка представляют собой опасные звенья, им свойственно распадаться (в природе все соединено, а группа соединений и есть форма). Таким образом, можно сказать, что весь дизайн и строительство в области искусства и архитектуры — не что иное как специальные размышления о том, как собрать воедино искусственно скомпонованный материал, а также держать под контролем его распад» [ 27 ] 27. Там же, стр. 57–58; .

Поскольку архитектура, в сущности, представляет собой сборку составных частей, «строительный дизайн должен стремиться к сокращению числа стыковочных соединений» [ 28 ] 28. Фредерик Кислер, "On Correalism and Biotechnique: A Definition and Test of a New Approach to Building Design" [«О корреализме и биотехнике: определение и проверка нового подхода к строительному дизайну»)], Architectural Record 86 (сентябрь 1939 г.) стр.67. . По мнению Кислера, работа Дюшана была аргументом в пользу эластичного «контуринга», типа строительства, в большей степени приближенного к природе, «целью которого была неразрывность и целостность» [ 29 ] 29. Там же. См. также Кислер, "Design-Correlation: From Brush-Painted Glass Pictures", стр. 58; Кислер, "Design-Correlation, Marcel Duchamp's 'Big Glass'", стр. 40. . «Суставы», стыки в работе Дюшана «Большое стекло» скрепляли композицию, несмотря на трещины, испещрявшие стеклянную панель, поэтому Кислер утверждал, что работа Дюшана предлагает новые способы производства зданий, более похожие на «деление клеток» в природе [30]. Дюшановский метод «точной артикуляции формы» создал «сухожилия из стали и-чего-только-не», разделявшие и одновременно соединявшие все геометрические формы!» [ 31 ] 31. Кислер, "Design-Correlation: From Brush-Painted Glass Pictures", стр. 57. См. также Кислер, "Design-Correlation, Marcel Duchamp's 'Big Glass'", стр. 40. Кислер сравнивал технику Дюшана со структурой «рентгеновского снимка» листа растения, на котором «прожилки… это не что иное, как продолжение главных элементов ствола», помогающих «создать тургор» [32]. Вены и прожилки на каждом листке, объединенные в сетку клеточного напряжения, растут и поддерживают кожу. Подобно Гете и Франсэ с их работами о морфологии растений, Кислер исследовал взаимоотношения между искусством и наукой для того, чтобы открыть новые способы конструирования непрерывных, целостных форм, способных контролировать неизбежные разрывы и трещины в текстуре.

в то время как художник, пользующийся мольбертом, «обладает контролем над единством» своей работы и даже может выбирать или сам создавать раму, в представлении кислера, художник, занимающийся стенной живописью, должен вместо этого считать рамой само здание, вынашивая проект своей работы и располагая его в пространстве сообразно окружающей среде.

Дюшан и Кислер поужинали вместе во время приезда Дюшана в Нью-Йорк в феврале 1938 года. После этой встречи Кислер не без поддержки Дюшана сумел войти в ближний круг сюрреалистов, сложившийся вокруг Андре Бретона [ 33 ] 33. См. Дневник Штеффи Кислер, Австрийский частный фонд Фредерика и Лиллиан Кислеров, Вена. . После начала Второй мировой европейские сюрреалисты начали эмигрировать в Нью-Йорк, и Кислеру удалось в полной мере воспользоваться теми преимуществами, которые сулила ему связь с этим кругом. Он стал единственным архитектором, признанным официальным членом группы, а его фешенебельный пентхаус быстро стал главным местом встреч сюрреалистов, ужинов в ближнем кругу и посиделок, затягивавшихся далеко за полночь.

[Роберто] Матта был одним из сюрреалистов, познакомившихся с Кислером в Нью-Йорке. Их встреча состоялась 9 июня 1940 года у Кислера дома [ 34 ] 34. См. Дневник Штеффи Кислер, Австрийский частный фонд Фредерика и Лиллиан Кислеров, Вена. . Скорее всего, Кислер и Матта познакомились через своего общего друга, английского живописца Гордона Ослоу Форда, который был частым гостем в манхэттенском пентхаусе Кислера. Онслоу Форд, Матта и Кислер нередко встречались втроем, а когда в Нью-Йорк переехал и [Ханс] Рихтер, то начиная с мая 1941 года он каждую неделю виделся с группой. Примерно в то же самое время к Кислеру стал захаживать Николас Калас, и что особенно примечательно, 4 августа 1941 года в гости к Кислерам нагрянул Андре Бретон в компании Онслоу Форда. Когда в 1942 году Дюшан возвратился из Марселя в Нью-Йорк, Кислер пришел на вечеринку, устроенную в честь его приезда в квартире Бретона. В октябре того же года Дюшан переехал к Кислерам. Хотя Дюшан не слишком много времени проводил дома, он пробыл у Кислеров до 14 октября 1943 года, и вместе с Бретоном, Маттой и Рихтером на протяжении всего десятилетия они работали над выставками, обсуждали идеи и концепции нескольких эссе и проектов.

Стенная живопись без стен

В это интереснейшее, будоражащее время с Кислером и его друзьями несколько раз ужинали художники Аршил Горки и Исаму Ногути, на творчество которых сюрреалисты оказали особенно значительное влияние во время их пребывания в Нью-Йорке. К тому времени они уже несколько лет наведывались в гости к Кислерам. Известно, что Горки регулярно ужинал с Кислерами с 1933, а Ногути и вовсе с 1931 года. Скорее всего, Ногути познакомился с Кислером через Фуллера и Юджина Шона, с которыми оба они были связаны [ 35 ] 35. См. Дневник Штеффи Кислер, Австрийский частный фонд Фредерика и Лиллиан Кислеров, Вена. .

Выступая в защиту своего друга, Кислер написал статью, воспевающую стенную фреску, которую Горки выполнил для аэропорта Ньюарка в 1938 году [ 36 ] 36. Фредерик Кислер, "Murals without Walls: Relating to Gorky's Newark Project" [«Стенная живопись без стен: о ньюаркском проекте Аршила Горки»], Art Front 2 (декабрь 1936 г.) стр. 10–11. . Кислеру оказалась близка идея Горки написать мураль на свободно парящем холсте, не привязанном к существующим стенам. Он утверждал, что художник обязан создавать настенную роспись в «гетерогенном единстве» с окружающей архитектурой [ 37 ] 37. Фредерик Кислер, "Murals without Walls: Relating to Gorky's Newark Project" [«Стенная живопись без стен: о ньюаркском проекте Аршила Горки»], Art Front 2 (декабрь 1936 г.) стр. 10. . В то время как художник, пользующийся мольбертом, «обладает контролем над единством» своей работы и даже может выбирать или сам создавать раму, в представлении Кислера, художник, занимающийся стенной живописью, должен вместо этого считать рамой само здание, вынашивая проект своей работы и располагая его в пространстве сообразно окружающей среде [ 38 ] 38. Фредерик Кислер, "Murals without Walls: Relating to Gorky's Newark Project" [«Стенная живопись без стен: о ньюаркском проекте Аршила Горки»], Art Front 2 (декабрь 1936 г.) стр. 10. . Обращаясь к принципу «убранства стены» (Bekleidung), который исповедовал [немецкий архитектор и теоретик искусства] Готфрид Земпер, Горки подвесил свое панно, создав таким образом новое архитектурное пространство, закрывающее существующую стену [ 39 ] 39. Cм. Готфрид Земпер [Gottfried Semper], The Four Elements of Architecture and Other Writings [«Четыре элемента архитектуры и другие тексты»], перевод на английский Гарри Фрэнсиса Моллгрейва (Нью-Йорк: Cambridge University Press, 1989). . Для Земпера все, что покрывает стену, обнажает формы смысла, и, по мнению Кислера, Горки написал свою мураль так, чтобы она казалась двухмерной, «расплющенной», как будто отгораживая пространство комнаты [ 40 ] 40. Кислер, "Murals without Walls", стр. 10. . Ее двухмерная поверхность позволяла зрителю сфокусировать свое внимание на качестве красочного покрытия и одновременно вызвать к жизни иллюзию просторной трехмерной среды. Художник использовал абстрактные изображения наложенных друг на друга, пересекающихся, парящих частей аэропланов, чтобы создать иллюзорное пространство. Мураль — а не стена — обеспечивала выраженное в качественной форме пространственное отгораживание, которое стало определять окружающее пространство.

Статья Кислера обращалась к очень важному аспекту его собственного исследовательского проекта. Кислер надеялся избавиться от стены как от структурирующего и определяющего пространство элемента не только в сценографии, но и в дизайне выставок, а также в архитектуре, что сближает его с Весниным и Мейерхольдом и их конструктивистскими проектами сценографии. У зданий «БОЛЬШЕ НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ СТЕН», утверждал Кислер. Подобно Земперу, он предпочитал временные решения, формирующие эластичные проявления пространственной выразительности [ 41 ] 41. См. переводы работы Фредерика Кислера "Ausstellungssystem Leger und Trager" на английский язык, сделанные Фредериком и Штеффи Кислерами в разных версиях с 1925 по 1930 годы. (De Stijl 12, nos. 10–11 [1924–1925], 146), хранящиеся в архиве Австрийского частного фонда Фредерика и Лиллиан Кислеров в Вене. Курсив в оригинале. См. также Фредерик Кислер, "Manifesto of Tensionism" в Contemporary Art Applied to the Store and Its Display (Нью-Йорк: Bretano's, 1930 г.) стр. 49. . Парящая мураль Горки создала пространство в гетерогенной связи с окружающей средой, чего удалось достичь в результате использования художником функциональной гибкости картин как оболочек стен. Эту же стратегию использования арт-объектов для создания пространственных сред Кислер применял во всех созданных им выставках на протяжении 1940-х годов.

«Искусство этого столетия»

В 1942 году, завоевав уважение и понимание в кругу сюрреалистов, Кислер получил приглашение от Пегги Гуггенхайм разработать четыре новых выставочных проекта для ее нью-йоркской галереи Art of This Century («Искусство этого столетия») [ 42 ] 42. Подробнее о галерее «Искусство этого столетия» можно прочитать у Милтона Генделя, Эвы Краус и Валентины Сонзони [Milton Gendel, Eva Kraus, and Valentina Sonzogni] в книге Friedrich Kiesler: Art of This Century [Фредерик Кислер: искусство этого столетия] (Мюнхен: Hatje Cantz, 2003); см. также сборник под редакцией Сюзан Дэвидсон и Филипа Райлэндса [Susan Davidson и Philip Rylands] Peggy Guggenheim and Frederick Kiesler: The Story of Art of This Century [Пегги Гуггерхайм и Фредерик Кислер: История Искусства этого столетия] (Венеция: Музей Пегги Гуггенхайм, 2005). . Кислер спроектировал пространства, в которых должно было выставляться множество произведений европейского искусства, тайно переправленных в Америку во время Второй мировой войны из оккупированной немцами Франции. Галерея включала в себя экспозицию кубизма, размещенную в Абстрактной галерее, временную экспозицию в Галерее дневного света и экспозицию сюрреализма в Галерее сюрреализма, а также интерактивную выставку работ Пауля Клее и Дюшана в Кинетической галерее. Работая над этим проектом, Кислер вдохновлялся прежними галерейными выставками сюрреалистов, особенно дюшановским проектом выставки «Первые документы сюрреализма», которая открылась в Нью-Йорке чуть ранее в том же году. Выручка с продажи билетов должна была быть направлена в фонд помощи французским военнопленным. Дюшан создал настоящий лабиринт в пространстве манхэттенского особняка, проткнув экспонаты (среди которых были работы Рене Магритта, Марка Шагала, тогдашнего мужа Гуггенхайм Макса Эрнста, а также множество предметов так называемого «примитивного искусства», вроде кукол, изображений идолов, церемониальных масок) длинной струной [ 43 ] 43. В то время журналисты охотно сравнивали две эти выставки. См., например, "Interiors of Chaos" [«Внутренности хаоса»] Time, 2 ноября 1942 г., стр. 47. Бумаги Фредерика Кислера, микрофильм, катушка кинопленки № 127, Архивы американского искусства в Смитсоновский институт, Вашингтон, округ Колумбия. Анализ выставок можно найти в книге Льюиса Качура [Lewis Kachur], Displaying the Marvelous: Marcel Duchamp, Salvador Dalí, and Surrealist Exhibition [Экспонируя непостижимое и чудесное: Марсель Дюшан, Сальвадор Дади и сюрреалистическая выставка] (Кембридж, Массачусетс: MIT Press, 2001). . Таким образом, Дюшану, пожалуй, удалось создать замкнутую, неразрывную цепочку взаимосвязей между экспонатами, вписав их в рамки лабиринта, созданного переплетением струн, синтезировавшего пространство в разнородное единство, как настенное покрытие [44]. Цели, которые Дюшан ставил перед собой, явно перекликались с тем, что Кислер писал о муралях Горки, хотя трудно сказать, насколько интенсивным было их профессиональное сотрудничество в тот период.

Из четырех выставочных пространств, спроектированных Кислером для галереи Пегги Гуггенхайм Art of This Century, наибольшего внимания зрителей и критиков удостоилась, пожалуй, Галерея сюрреализма. Для того чтобы создать целостную и непрерывную топологическую поверхность, Кислер обратился к новейшими материалам — многослойной клееной фанере, использовавшейся в производстве мебели и в аэрокосмической промышленности [ 45 ] 45. У Кислера был подлинник выставочного каталога 1940 года под названием "Organic Design in Home Furnishings" [«Органический дизайн в товарах для дома»], в который были включены образцы мебели из клееной фанеры, разработанный Чарльзом и Рэй Имзами. См. Лиллиан Кислер, «Книги из персональной библиотеки Ф.Кислера» и Бумагах Лиллиан и Фредерика Кислеров [ок. 1910]-2003 гг., основная часть коллекции датируется 1958-2000 гг. серия 1, Бумаги Лиллиан Кислер, ящик 19, инвентарные папки 7-9, 21 февраля 1983 г., стр. 112-126. Архивы американского искусства, Смитсоновский институт. Подлинное собрание книг Кислеров хранится в Архиве Австрийского частного фонда Фредерика и Лиллиан Кислеров в Вене. . Внутри Галереи сюрреализма находился темный туннель из выгнутых фанерных стен, внутри которого на деревянных каркасах с гибкими металлическими стыками были подвешены картины. Кислер расположил серию изображений в ассиметричном ритме таким образом, что они казались парящими в пространстве на фоне изогнутого задника, чем напоминали «Диаграмму поля видения» Герберта Байера (1930), которая исследовала границы восприятия с биотехнологической точки зрения [ 46 ] 46. Герберт Байер работал над выставкой 1938 года в нью-йоркском Музее современного искусства под названием «Баухаус 1919-1928» вместе с Александром Дорнером. Он подвесил картины на стенах и под потолком и нарисовал на полу дорожку, по которой должны были следовать посетители выставки. См. Артур А. Коэн [Arthur A. Cohen] Herbert Bayer: The Complete Work [Герберт Байер: полное собрание работ] (Кембридж, Массачусетс: MIT Press, 1994), стр. 292. Cм. также Беатриз Коломина [Beatriz Colomina] "Enclosed by Images: The Eameses' Multimedia Architecture" [«Окруженные изображениями: мультимедийная архитектура Имзов»] Grey Room 1, №. 2 (2001), стр. 20; Мэри Энн Станишевски [Mary Anne Staniszewski] The Power of Display: A History of Exhibition Installations at the Museum of Modern Art [Энергия экспозиции: история выставочных инсталляций в Музее современного искусства] (Кембридж, Массачусетс: MIT Press, 1998), стр. 25-28. Демос, The Exiles of Marcel Duchamp, стр. 277-278. Ричард А. Эйтлин [Richard A. Etlin] Art, Culture, and Media under the Third Reich [Искусство, Культура и Медиа в Третьем Рейхе] (Чикаго: Chicago University Press, 2002), стр. 297; Joan Ockman [Джоан Окмэн] "The Road Not Taken: Alexander Dörner's Way Beyond Art" [«Невыбранная дорога: путь Александра Дорнера за пределами искусства»] в книге Сомоля, Autonomy and Ideology, стр.112. . Кроме того, пространственная среда, созданная Кислером, способствовала появлению визуальных связей между изображениями, поскольку все полотна были освобождены от рам.

Кислера интересовало то, каким образом изображения взаимодействуют со зрителем в пространстве. Основываясь на результатах изучения «Визуальной машины» из его исследования взаимосвязей и корреляций в дизайне (1930-е), Кислер сконструировал несколько приспособлений в виде ящиков-витрин. Эти застекленные витрины позволили ему обособить выставляемые в отверстиях стен или перегородок залов произведения искусства, вынудив зрителя целиком и полностью «сфокусировать свое внимание противоестественным образом на самом объекте» [ 47 ] 47. Maria Bottero [Мария Боттеро] "Kiesler and the American Avant-garde" [«Кислер и американский авангард»] в книге Frederick Kiesler: arte architettura ambiente [Фредерик Кислер: искусство архитектурной среды] (Милан: Electa, 1996), стр. 213. . Как и вращающиеся диски Дюшана, его же «Анемичное кино» [Anémic cinéma] 1926 года и устройства прецизионной оптики, ящики-витрины Кислера позволили сконцентрировать осознанное восприятие на серии приведенных в движение последовательных изображений с тем, чтобы вызвать у зрителя ощущение иллюзорного пространства. Одна оптическая машина в Кинетической галерее при помощи вращающегося устройства вроде волшебной лампы оживляла ряд изображений из частично развернутой инсталляции Дюшана «Коробка в чемодане» [Boîte-en-valise] (1935−1941) [ 48 ] 48. Более подробно о стеклянных ящиках-витринах, использованных Кислером в дизайне выставки «Искусство этого столетия», можно прочитать в книге Генделя, Краус и Сонзони, «Фредерик Кислер: искусство этого столетия». Также см. Дэвидсон и Райлэндс, «Пегги Гуггенхайм и Фредерик Кислер: история Искусства этого столетия». . Другое приспособление в виде застекленного ящика-витрины было установлено между Абстрактной галереей и Галереей дневного света и было оснащено окулярной диафрагмой, окруженной множеством ультра-широкоугольных зеркал, какие фотографы обычно называют «рыбьим глазом». Открыв линзу, можно было внутри увидеть картину Клее «Волшебный сад», наложенную на зеркальное изображение зрителя на фоне Абстрактной галереи. Закрыв диафрагму, зритель поднимал глаза к «Рельефу» Курта Швиттерса, подвешенному внутри стеклянной рамы, открывающей позади себя часть Галереи дневного света. Когда посетитель экспозиции проходил через дверь в ту отдаленную комнату, пространство изображений расширялось, дополняя образ Галереи дневного света, стоящий перед его мысленным взором. Затем, бросив взгляд назад, через ящик-витрину, зритель представлял себе Абстрактную галерею, сконструированную внутри все той же стеклянной картинной рамки (с этой стороны в оконном проеме была подвешена работа Арпа «Без названия» (1949). Потом это последнее изображение, помещенное в рамку, накладывалось на серию остаточных изображений, задержавшихся в памяти и отраженных внутри ящика-витрины. Зрительское восприятие варьировалось, перетекало в ту или иную сторону между этими последовательными образами, разворачивающимися во времени, создавая, таким образом, ощущение эластичного пространственного континуума между комнатами [ 49 ] 49. Кислер обобщает зрительские впечатления и опыт от столкновения с ящиками-витринами в своей статье "Design Correlation as an Approach to Architectural Planning" [«Соотнесенность, корреляции в дизайне как подход к архитектурному планированию»] VVV Almanac, nos. 2–3 (март 1943 г.), стр. 78–79. .

Кислер писал, что и «Визуальная машина», и ящики-витрины, созданные позже, были задуманы «как инструменты, призванные облегчить со-существование факта и видения» [ 50 ] 50. Кислер обобщает зрительские впечатления и опыт от столкновения с ящиками-витринами в своей статье "Design Correlation as an Approach to Architectural Planning" [«Соотнесенность, корреляции в дизайне как подход к архитектурному планированию»] VVV Almanac, nos. 2–3 (март 1943 г.), стр. 79. . «В частности они… демонстрируют превращение изображений в эйдетические образы» в смысле стимуляции зоны оптического восприятия между объективными телесными ощущениями и субъективными графическими образами, утверждал Кислер [ 51 ] 51. Там же. Э. Р. Дженч [E. R. Jaensch] Eidetic Imagery and Typological Methods of Investigation: Their Importance for the Psychology of Childhood, the Theory of Education, General Psychology, and the Psychophysiology of Human Personality [Эйдетические образы и типологические методы расследования: их значение и важность в психологии детства, педагогической теории и психофизиологии человеческой личности] (Нью-Йорк: Harcourt, Brace, 1930), часть I, стр. 1, 2, 13, 15, 16; хранится в ящике «Визуальная машина», папка с отрывками из исследования VM, Архив Австрийского частного фонда Фредерика и Лиллиан Кислеров, Вена. . Внутри этой зоны неопределенности, не объективной, но и не субъективной, эйдетические образы складываются в виртуальный депозитарий бесконечных образов, находящихся в процессе становления [ 52 ] 52. Подробнее об изучении зоны неопределенности можно прочитать у Анри Бергсона [Henri Bergson] в книге Matière et mémoire [Материя и память] (Париж: Presses Universitaires de France, 1908); английский перевод вышел под заглавием Matter and Memory и опубликован в Нью-Йорке издательством Zone Books в 1988 году (автор цитирует стр. 32 и 36). . Они изливаются в памяти между двумя полюсами воображения в виде идей и в виде остаточных изображений.

Погруженные в мир виртуальных образов, «Визуальная машина» и ящики-витрины симулировали не только осознанное восприятие, делая как бы моментальные снимки текущей реальности, но также и воображение, приводя образы в определенное соотношение посредством памяти для создания новых идей/форм. По своим функциям они были схожи с витринами, которые Кислер сделал [в 1927–1928 годах] для нью-йоркского универмага Saks Fifth Avenue. Бергсон бы сказал, что во всех этих конструкциях работа зрительского восприятия была аналогична серии фотографий, как будто режущей время на фрагменты, вынуждающей его застыть на месте, в «зафиксированных, неподвижных» моментах сознания, в то время как наша память «заставляет затвердеть непрерывный поток вещей в разумных количествах» [ 53 ] 53. Анри Бергсон, Creative Evolution [Творческая эволюция], перевод на английский Артура Митчелла (Нью-Йорк, Henry Holt, 1911), стр.306. . Перцепции были как будто «сшиты» воедино в непрерывные артикуляции. Первое устройство в виде застекленного ящика-витрины породило пространственный континуум, ограниченный воображением, в то время как второе устройство фактически начало стимулировать тело к движению по веренице непрерывных пространств.

Свиток «Сталинград» авторства Рихтера, экспонировавшийся в Галерее дневного света в пространстве «Искусство этого столетия», наглядно демонстрировал действие этих оптических техник. Образы, использованные Рихтером в этом свитке, были расположены таким образом, что складывались в динамические комбинации-паттерны, тем самым неосознанно генерируя напряжение в непрерывном движении глаза. По словам Рихтера, это движение глаза давало выход «аккумулированной энергии», направленной в «фактическое движение» [ 54 ] 54. Ханс Рихтер [Hans Richter], "Easel-Scroll-Film" [«Мольберт-Свиток-Фотопленка»] Magazine of Art (февраль1952 г.), стр. 81. . «Ощущение крылось в стимулирующем импульсе, который запоминающий глаз получал, перенося свое внимание от одной детали, фазы или последовательности к другой, что могло продолжаться до бесконечности… [Т]аким образом глаз стимулируется к особенно активному участию в происходящем через саму необходимость запоминать» [ 55 ] 55. Ханс Рихтер [Hans Richter], "Easel-Scroll-Film" [«Мольберт-Свиток-Фотопленка»] Magazine of Art (февраль1952 г.), стр. 81. . По мере того, как глаз получает импульс к движению между чередой образов и их остаточными изображениями, на зрителя начинает оказывать влияние гаптическая, тактильная стимуляция, которая затем высвобождается через перемещения движущегося тела.

Сюрреалистические впечатления

Кислер использовал эти визуальные и пространственные тактики во всех своих выставочных проектах 1940-х годов с тем, чтобы стимулировать воображение и подтолкнуть безотчетное, не осознающее себя тело и ум к блужданию. В Абстрактной галерее было выставлено несколько изображений, подвешенных на стене, скрытых внутри похожего на свиток извилистого ограждения, составлявшего часть планировки пространства [ 56 ] 56. См. Эдгар Кауфманн [Edgar Kaufmann] "The Violent Art of Hanging Pictures" [«Жестокое искусство развешивания картин»] Magazine of Art (март 1946 г.), стр.108. Ящик с материалами, относящимися к выставке "Blood Flames", папка с вырезками о "Blood Flames" из выставочного декоративного памятного альбома для вклеивания галереи Hugo. Австрийский частный фонд Фредерика и Лиллиан Кислеров, Вена. .

«Геометрически строгое» искусство часто экспонировалось на пост-импрессионистских выставках Кислера и, как заметил Эдгар Кауфманн-младший в своей рецензии галерей, составлявших выставочное пространство Art of This Century, это искусство порождало «сбивающую с толку путаницу эффектов» [ 57 ] 57. Там же, стр. 109. . В то время как глаз был прикован к обескураживающим, вызывающим изумление образам, тело привычно – автономно – перемещалось из галереи в галерею. По словам Кауфманна, «зритель двигался по комнате, следуя воле своих глаз. Объекты представали перед ним поодиночке, не в каком-то особом, заданном порядке» [ 58 ] 58. Там же. . Переходя в пространство Галереи сюрреалистов между двумя изогнутыми стенами из многослойной фанеры под нависающим потолком из того же материала и по извилистому полу, покрытому линолеумом, посетитель обнаруживал пульсирующие огни, двигающиеся в ритмичном, сбивающем с толку порядке, собиравшем концентрированное внимание в фокус на отдельных изображениях, и все это под грохочущие звуки прибывающего поезда, служившие аудиофоном экспозиции. Кислер описывал экспозицию как «динамическую, пульсирующую, как кровь» [ 59 ] 59. Фредерик Кислер, цитируется по статье "Isms Rampant: Peggy Guggenheim's Dream World Goes Abstract, Cubist, and Generally Non-Real" [«Неистовые –измы: мир мечты Пегги Гуггенхайм становится абстрактным, кубистским и в целом нереальным»] Newsweek, 2 октября 1942, стр. 66. Ящик с материалами, относящимися к выставке "Blood Flames", папка с вырезками о "Blood Flames" из выставочного декоративного памятного альбома для вклеивания галереи Hugo. Австрийский частный фонд Фредерика и Лиллиан Кислеров, Вена. . Столь же сложное воздействие, по предположению Кауфманна, имело на зрителей мерцающее движение, заданное «автоматически включающимися и выключающимися лампочками» в Галерее сюррелизма [ 60 ] 60. См. Эдгар Кауфманн, "The Violent Art of Hanging Pictures", стр. 109. . Собственно, эта функциональная особенность выставки производила настолько шокирующее впечатление, что устроители вынуждены были отказаться от нее навсегда.

Выставка Кислера «Пламя крови» (1947), созданная им для галереи Hugo, существенно упростила эти пространственные мультимедийные эффекты. Входя в комнату, посетитель немедленно втягивался в воронку сбивающих с толку образов. «Никогда еще мои глаза так не выскакивали из орбит!» – восклицал один из посетителей выставки, газетный критик и художник Эд Рейнхард, работавший в русле абстрактного экспрессионизма, который попытался было «воспротивиться попыткам втянуть его в невыносимый и страдающий аморфный мир некоторых картин» [ 61 ] 61. Эд Райнхардт [Ad Reinhardt], "Neo-Surrealists Take Over a Gallery" [«Нео-сюрреалисты берут под свой контроль галерею»] New York, PM., 11 марта 1947 г., стр. 10. Ящик с материалами, относящимися к выставке "Blood Flames", папка с вырезками о "Blood Flames" из выставочного декоративного памятного альбома для вклеивания галереи Hugo. Австрийский частный фонд Фредерика и Лиллиан Кислеров, Вена. . По словам другого критика, «зубоврачебные приспособления в работах Матты, пищеварительные тракты с полотен Камровски и порнографические джунгли Лама» молниеносно захватывали и без того сосредоточенное внимание зрителя. Картины Матты, казалось, даже «были способны двигаться и грозили того и гляди ущипнуть вас металлическими пальцами и раздавить металлическими руками» [ 62 ] 62. Генри МакБрайд, "Modernism Rampant", New York Sun, 7 марта 1947 г., раздел «Искусство», стр. 29. Ящик с материалами, относящимися к выставке "Blood Flames", папка с вырезками о "Blood Flames" из выставочного декоративного памятного альбома для вклеивания галереи Hugo. Австрийский частный фонд Фредерика и Лиллиан Кислеров, Вена. . Как бы ни были расположены картины в пространстве – под углом на полу, на стене, перекрученные, свисающие с потолка, – их расположение заставляло глаз, а затем и тело, непрерывно перемещаться вперед-назад. Влекомый центральным образом выставки, работой Лама «Вечное присутствие» [Eternal Presence] [дань Алехандро Гарсия Катурле], зритель входил в зал пип-шоу, чтобы, по словам одного критика, встать «подобно невесте, под балдахином из белого покрывала, и стоять так, уставившись в потолок, до тех пор, пока шея не затечет от напряжения» [ 63 ] 63. "Pictures on Ceilings" [«Картины на потолках»], New York World-Telegram, раздел «Искусство и антиквариат», 8 марта 1947 г., стр. 6. Ящик с материалами, относящимися к выставке "Blood Flames", папка с вырезками о "Blood Flames" из выставочного декоративного памятного альбома для вклеивания галереи Hugo. Австрийский частный фонд Фредерика и Лиллиан Кислеров, Вена. . Тело, принужденное усесться на один из созданных Кислером модульных стульев для обозрения картин, свисавших с потолка, скрючивалось и заваливалось на один бок в попытках рассмотреть изображение. Дорожка бесконечной лентой Мёбиуса бежала через выставочные залы галереи, приглашая глаз, а затем и тело безотчетно перемещаться в пространстве по запутанному лабиринту.

От изображения к изображению — и от мгновения к мгновению — время сливалось в экспансивное пространство. Как и в витринах, созданных для универмага Saks Fifth Avenue, в проекте «Пламя крови» Кислер построил разнообразные среды сжимания и уплотнения через сфокусированное изображение, а также среды расширения, что стало возможным благодаря волнообразной, колеблющейся поверхности. Отдельные произведения искусства были как будто сшиты воедино автономическим передвижением зрителя по траектории осмотра экспозиции. Визуальное наполнение выставки, все эти фантастические образы на фоне нарастающего мрака внутри помещения призваны были создавать призрачное, фантастическое ощущение сюрреалистического пробуждения, в котором погруженное в сновидения «я» становилось раскрепощенным и успокоенным — открытым к внушению — в потоке внутренних воспоминаний.

Во всех своих выставочных проектах Кислер использовал кинематографические приемы, которые открыл для себя в ранних экспериментальных анимационных фильмах Рихтера и Викинга Эггелинга, что позволяло ему размывать границы между объектами и субъектами. По сути, галереи разыгрывали пространственную последовательность событий, которые одновременно контролировали действия тела и освобождали воображение, бессознательно инкорпорируя зрителя в динамическое пространство экспонируемых работ. Оптические и тактильные пространственные эффекты побуждали участников действа-зрелища перемещаться по комнате без всякой логики и последовательности. Благодаря этому между многообразными образами и идеями могли зарождаться случайные соответствия, совпадения и взаимосвязи в зависимости от личного опыта зрителя. Используя выставочные стратегии, к которым, что примечательно, наряду с другими современными дизайнерами выставочных пространств в свое время прибегали Байер и Дюшан, Кислер начал конструировать обволакивающую зрителя пространственную среду. Для этого он синтезировал экспонируемые объекты с «субъектом», темой события, тем самым формируя слитное, неразрывное пространство, которое начало размывать различия между выставленными произведениями искусства и архитектурой выставки. Разрабатывая проекты сценографии для театральных постановок — еще одна сфера приложения его профессиональных усилий — Кислер вдохновлялся тотализирующими дизайнерскими практиками таких мастеров как Вагнер, Аппиа, Крейг, Мейерхольд, Веснин и Памполини. Подобно им, он верил в важность создания синтеза между актерами и зрителями — произведениями искусства и движущимися участниками — с тем, чтобы последние могли изобретательно подойти к своему участию в том творческом мире, который предлагала выставка. В своей не слишком известной работе «Мир снов» [The World of Dreams] Бергсон описывает попытки Кислера разобраться в механизме появления воспоминаний, которые «всплывают» в сознании в виде остаточных образов под действием ощущений и стимуляции, способных генерировать сновидения [ 64 ] 64. Анри Бергсон, The World of Dreams [«Мир сновидений»], перевод Уэйда Баскина (Нью-Йорк: Philosophical Library, 1958) стр. 39. Кислер был безусловно знаком с книгами Бергсона и работой Эггелинга и Рихтера, потому что она вдохновлялась текстами Бергсона. Исследование Штеффи Кислер "Dream Book Research" включает в себя несколько цитат из книг Бергсона «Материя и память» и «Разум и энергия». См. Штеффи Кислер "Dream Book Research", ящик 1, папки 4 и 7. Австрийский частный фонд Фредерика и Лиллиан Кислеров, Вена. У Штеффи Кислер был большой, сделанный ее руками, альбом для вклеивания цитат из широкого спектра источников, включая Фрейда, Спинозу, Бергсона, Цару и Бодлера. . Для Бергсона сновидения — продукты остаточных образов, имманентных сущности, которые выходят на передний план в тот момент, когда активное сознание расслабляется и мы «перестаем проявлять волю». В представлении Бергсона, находясь в автономическом — а-сознательном — «незаинтересованном» состоянии и в окружении телесных ощущений, будь то визуальные, слуховые или тактильные, видящий сны переживает временное приостановление жизненных функций и оказывается открыт потокам внушения от внешних и внутренних стимулов и раздражителей. Бергсон утверждал, что «видящее сны „я“ — это расслабленное „я“. Оно с готовностью принимает случайные, приводящие в замешательство воспоминания, которые возникают совершенно без усилий» [ 65 ] 65. Бергсон, The World of Dreams, стр. 56; курсив мой. .

По мере того, как рассудок до некоторой степени ослабевает хватку и внимание начинает блуждать, на передний план выходят остаточные образы, скрытые в памяти. Эти воспоминания проникают в сознание как реакция на глубинную, «нутряную» акустическую и визуальную стимуляцию. По наблюдению Бергсона, осознанное восприятие сжимается для того, чтобы смонтировать избранные «кадры» из имманентного поля изображений (материала), в то время как в остаточном образе память воссоздает пространственный опыт — кинематографически.

Однако, по мнению Бергсона, кинематографическое воздействие пространственного восприятия предлагает нам «серию иллюстративных, но прерывистых видов вселенной». Они чрезвычайно его занимали [ 66 ] 66. Бергсон, Matter and Memory, стр. 70. . Бергсон был убежден, что избранные образы, срежиссированные в памяти, создают «фальшивое ощущение духа и реальности» [ 67 ] 67. Там же, стр. 59, 71. . Вместо этого он воображал идеальное состояние бытования, не ограниченное исключительно фальшивым опытом кинематографического восприятия, в котором «субъект и объект объединились бы в расширенном восприятии, и в котором субъективная сторона перцепции являлась бы сокращением, сжатием, осуществляемым памятью, а объективная реальность материи слилась бы с поливалентными последовательными вибрациями, на которые могло бы быть внутренне разделено восприятие» [ 68 ] 68. Там же, стр. 70–71. . Бергсон верил, что «мы могли бы прикоснуться к … реальности … непосредственной интуицией», и таким образом «схватить [сиюминутные] мысленные образы реального, бесконечное число мгновений бесконечно делимого времени» [ 69 ] 69. Там же, стр. 70. . Он надеялся, что человечество сможет «уничтожить всю память» и жить имманентно в саморегулирующемся состоянии чистой перцепции и чистой памяти в чистом, незамутненном интервале времени [ 70 ] 70. Там же. . Бергсон представлял человечество освобожденным от рамок количественных пространственных измерений ложного восприятия и системы мер. Тогда, по его мысли, оно сможет вновь «фиксировать и удерживать все то, что виртуально» вне терминов «причины» и «следствия», существуя внутри «протяженного континуума» в немедленном «действии» и «корреляции» разума, тела и души [ 71 ] 71. Там же, стр. 232, 244. . Как и Кислер, Бергсон верил в то, что между реальностью и мысленным образом реальности произошел раскол. Однако, по мнению Беньямина, отсылка Бергсона к чистому, подлинному состоянию автоматизма лишь сформировало теорию «вымышленных персонажей, которые… полностью ликвидировали свои воспоминания», как в ужасной истории Эдгара Аллана По, чтобы «жить как бездушные автоматы» [ 72 ] 72. Уолтер Беньямин [Walter Benjamin], "On Some Motifs in Baudelaire" [«О некоторых мотивах у Бодлера»] в Selected Writings, vol. 4: 1938–1940 [Избранные сочинения, том 4, 1938-1940] под редакцией Майкла У. Дженнингса (Кембридж, Массачусетс: Harvard University Press, 2003), стр. 330. .

Беньямин был убежден, что философия Бергсона, при всей ее привлекательности, недостижима с реалистической точки зрения. По сути, она требует от нас превратиться в роботов. В конце концов, проекты галерей, разработанные Кислером, не функционировали так, как представлял бы себе это Бергсон. Скорее, их можно было бы сравнить с беньяминовской интерпретацией Пруста, который в какой-то момент предпринял попытку, «как это воображает себе Бергсон, в нынешних социальных условиях синтетическим путем создать опыт или переживание» [ 73 ] 73. Там же, стр. 315. . В галереях Кислера зрителей отвлекали, сбивали с толку, погружая в полу-автономные состояния бодрствования, в которых представленные посредством шокового психологического воздействия образы могли бы пройти сквозь психику.

Эти происшествия, по утверждению Беньямина, «отбитые, отраженные сознанием» как в сознательном, так и в бессознательном состоянии, не стерилизуют поэтический опыт (Erfahrung), но вместо этого соединяются в памяти с бессознательным [ 74 ] 74. Там же. . Посредством сюрреалистического, невероятного воспоминания, зрители смогут испытать чувства, коррелирующие с [их] опытом. Беньямин утверждал, ссылаясь на Поля Валери, что «воспоминание есть … первичное, стихийное, простейшее явление, стремящееся дать нам достаточно времени для того, чтобы организовать „рецепцию стимулов“, которых мы изначально были лишены» [ 75 ] 75. Там же, стр. 318. . В сюрреалистических галереях Кислера серия привносящих сумятицу и путаницу, если не сказать шокирующих изображений, размещенных бок о бок в гетерогенном единстве, призвана была вызвать у зрителей сюрреалистическое воспоминание, дающее толчок полезным для психики свойствам сновидений [ 76 ] 76. Для Фрейда, Бергсона и Отто Ранка сновидения представляют собой состояние, в котором наше сознание до определенной степени остается активным. См. Бергсон, The World of Dreams; Зигмунд Фрейд, On Dreams [О сновидении] перевод Джеймса Стрэйчи (Нью-Йорк: W. Norton, 1952); Отто Ранк [Otto Rank], Seelenglaube und Psychologie [Психология и вера в существование души] (Вена: Franz Deuticke, 1930); в переводе на английский язык книга вышла под заголовком Psychology of the Soul (Балтимор: Johns Hopkins University Press, 1998). .

Кислера давно интересовало, как можно удовлетворить физические [physis] и психические [psyche] нужды обитателя жилища, и этот интерес был отличительной чертой его теорий дизайна, в которых он с жаром отвергал современный ему функционализм и выступал за архитектуру, способную создать более благоприятные физические условия жизни [ 77 ] 77. Фредерик Кислер, "Pseudo-Functionalism in Modern Architecture" [«Псевдо-функционализм в современной архитектуре»] в книге Сафрана, Frederick Kiesler 1890–1965, стр. 57. . В своей исследовательской практике Кислер надеялся способствовать заживлению разрыва между реальностью (материей) и снами (памятью): его «лечебным средством» были кинематографические техники, к которым он прибегал для индуцирования интенсивных, качественных, пространственных сред. Сновидения обладают способностью вызывать катарсис, и это их свойство не слишком отличается от опыта зрителя, смотрящего телевизор или определенные фильмы, которые, по выражению Беньямина, «служат триггерами терапевтического высвобождения бессознательных энергий» [ 78 ] 78. Вальтер Беньямин, "The Work of Art in the Age of Its Reproducibility: Second Version" [«Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости»] в сборнике под редакцией Говарда Эйланда и Майкла Дженнингса [Howard Eiland and Michael Jennings], Benajmin, Selected Writings, vol. 3: 1935–1938 [Избранные труды Вальтера Беньямина], перевод на английский Эдмунда Джефкотта и Говарда Эйланда (Кембридж, Массачусетс: Harvard University Press, 2002) стр.118. . Пока тело восстанавливает силы и обновляется во время отдыха, психика пытается проработать неснятое напряжение и стресс.

Кислер прибегал к мощному шоковому психологическому воздействию для стимулирования автономного опыта, что сближало его работу с многолетним интересом Бретона к достижению состояния автоматизма в практике сюрреализма. Манифест Сюрреалистов 1924 года определял сюрреализм как «чистый психический автоматизм» в спонтанном творческом производстве, лишенный осознанной моральной или эстетической само-цензуры» [ 79 ] 79. Андре Бретон [André Breton], "Manifesto" [Манифест] в книге Manifestoes of Surrealism [«Манифесты сюрреализма»], перевод Ричарда Сивера и Элен Р. Лейн, (Энн Арбор, 1972), стр. 26. Подробнее об изучении автоматизма и сюрреализме можно прочитать у Хал Фостер [Hal Foster] Compulsive Beauty [Компульсивная красота] (Кембридж, Массачусетс: MIT Press, 1993) стр. 3 и 221. . В 1919 году Андре Бретон и Филипп Супо в соавторстве создали первый образец так называемого «автоматического письма» — «Магнитные поля» [Les Champs magnétiques]. В 1933 году Бретон конкретизировал/подробно проанализировал суть этого метода в статье «Автоматическое послание», опубликованном в журнале Minotaure [«Минотавр»] [ 80 ] 80. См. Андре Бретон "Le Message automatique" [«Автоматическое сообщение»] Minotaure 3–4 (14 декабря 1933 г.); по-английски текст издан под заголовком " The Automatic Message" в книге Андре Бретона, Поля Элюара и Филиппа Супо The Automatic Message, The Magnetic Fields, The Immaculate Conception [Автоматическое письмо, магнитные поля и безупречная концепция], перевод на английский Энтони Мелвилла (Лондон: Atlas, 1997) стр. 7–32. . В своей практике сюрреалисты изучали «автономические, бессознательные привычки», чтобы выработать способы ухода от «контроля думающего человека» и создавать более творческое искусство. Именно этим задачами и было посвящено их исследование автоматического письма и его механизмов [ 81 ] 81. Бретон, "The Automatic Message", стр. 22. . Индуцируя автономическое состояние, Бретон надеялся получить доступ к «эйдетическому (эстетическому) образу или образам», которые могли бы трансформировать изучение предметов, принадлежащих повседневной реальности, в бесконечно изменяемые художественные формы» [ 82 ] 82. Там же, стр. 32. . Бретон был напрямую заинтересован в том, чтобы преодолеть «различия между субъективным и объективным» посредством активации бессознательного через привычки вегетативной нервной системы [ 83 ] 83. Там же. . Сильной дружеской привязанности, соединявшей Бретона и Кислера, способствовал их взаимный интерес к автономическим состояниям ощущения и действия [ 84 ] 84. Кислер и Бретон отдавали должное Уильяму Джеймсу, которого интересовало исследование воображения, автоматизма и подсознательных процессов Ф.У.Майерса. Бретон, "The Automatic Message," стр. 17 и 32. См. также Уильям Джеймс, "Frederic Myers's Service to Psychology" [«Вклад Фредерика Майерса в психологию»] в сборнике под редакцией Ф.Баркарджта и Ф. Бауэрса [F. Burkhardt, F. Bowers] The Works of William James: Essays in Psychical Research [Труды Уильяма Джеймса: эссе об исследовании психики] (Кембридж, Массачусетс: Harvard University Press, 1986). Исследователи и критики сюрреализма спорят о том, до какой степени именно теории Майерса оказали влияние на первоначальные представления Бретона об автоматизме. Подробнее о других теориях, участвующих в этом споре, см. Фостер, Compulsive Beauty, стр. 3–4. . Находясь под большим впечатлением от прочтения работы [немецкого психолога и главы марбургской психологической школы] Эриха Рудольфа Йенша «Эйдетические образы», Кислер углубился в исследование эйдетических образов в своей Лаборатории корреляций в дизайне (Laboratory of Design Correlation) [при Колумбийском университете, 1937−1941] [ 85 ] 85. См. Дженч, Eidetic Imagery; Расшифровка речи Кислера, часть 1, стр. 1, 2, 13, 15, 16 (запись хранится в ящике «Визуальная машина», папка с отрывками из исследования VM, Архив Австрийского частного фонда Фредерика и Лиллиан Кислеров, Вена. Авторский курсив. . Кислер и его студенты транскрибировали пространные пассажи из этой книги, составляя семистраничное исследование автоматизма, привычек и эйдетической образной системы . По мере развития его отношений с кругом сюрреалистов в 1940-х годах, Кислер инкорпорировал в свое исследование все более широкий спектр трудов по психоанализу, в том числе работы Фрейда. Хотя Кислер довольно рано заинтересовался трудами Фрейда, большая часть связанных с психоанализом книг в его библиотеке, в том числе «Основные труды Зигмунда Фрейда», а также «Толкование сновидений», «Тотем и табу» и «Три очерка по теории сексуальности», появились только после 1938 года [ 87 ] 87. См. Лиллиан Кислер, "Books in the Personal Library of F. Kiesler", стр. 112. . Сотрудничая с сюрреалистами, Кислер прочитал этюд Фрейда по теории психосексуальности «Леонардо да Винчи: Воспоминание детства» и книгу Жана Казо «Сюрреализм и психология», вышедшую в издательстве José Corti, после чего стал все чаще ссылаться в своих текстах на Фрейда [ 88 ] 88. Там же, стр. 113 и 115. . Хотя Кислер был предан науке «прагматического натурализма», мифологические аспекты его теорий искусства и жизни уходили своими корнями не только в естественные науки, но и в психоанализ. В «Магической архитектуре» он сам объяснял это так: «Прагматический натурализм, как это часто случается, … оставляет нас с ощущением, что мы превратили искусство во что-то слишком функциональное, слишком ориентированное вовне, слишком оптимистическое», и хотя психоанализ может, как и психология, вводить в заблуждение, … «принцип удовольствия» и ведомые отчаянием «инстинкты» секса и смерти дарят мифу драматическую глубину и яркость, неизвестные современному прагматизму» [ 89 ] 89. Кислер, "Magic Architecture," часть 1, глава 4, "Enigma of Birth" [«Энигма рождения»]. См. также предыдущую версию этого текста у Кислера в "Magic Architecture," часть 4, глава 4. 4/128, Австрийский частный фонд Фредерика и Лиллиан Кислерова, Вена. . Фактически, Кислер пришел к выводу, что научные исследования, целиком занимавшие его в 1930-е годы, слишком ограничивают его. Исследуя сложные эмоциональные и физические потребности и желания, скрытые в теории и практике архитектуры, в более поздних своих работах Кислер обратился к изучению и практическому применению психоаналитической теории Фрейда, особенно его теории влечений.

Впервые Фрейд сформулировал свою теорию влечения к сексу и смерти в работе «По ту сторону принципа удовольствия» (1920), ставшей ответом на травму Первой мировой войны [ 90 ] 90. Питер Гэй [Peter Gay], "Freud: A Brief Life" [«Фрейд: короткая жизнь»], предисловие к книге Зигмунда Фрейда Beyond the Pleasure Principle [По сторону принципа удовольствия] перевод на английский Джоан Ривьер и Джеймса Стрэйчи [Joan Riviere, James Strachey] (Нью-Йорк: W. W. Norton, 1989), стр. xx. . Если в «Толковании сновидений» Фрейд говорит о сновидении как о [галлюцинаторном] исполнении желаний, то в книге «По ту сторону принципа удовольствия» он идет еще дальше и включает в свое исследование изучение шока (которое, что примечательно, повлияло на теории памяти и перцепции, разработанные Беньямином). Работой «Я и Оно» (1923) Фрейд завершил ревизию своей теории сексуального влечения и влечения к смерти, Эроса и Танатоса, и в 1940-е годы, сотрудничая с сюрреалистами и работая над книгой «Магическая архитектура», Кислер начал инкорпорировать идеи Фрейда в собственное исследование автоматизма. Для Кислера и сюрреалистов состояние робота-автомата «ассоциировалось с каждым из двух классов инстинктов», как понимал их Фрейд: инстинктом смерти, «цель которого состоит в том, чтобы привести органическую жизнь обратно в состояние неодушевленности», и Эросом, «который стремится усложнить жизнь, в то же самое время сохраняя ее» [ 91 ] 91. Зигмунд Фрейд, The Ego and the Id [Я и Оно] перевод на английский Джоан Ривьер и Джеймса Стрэйчи (Нью-Йорк: W. W. Norton, 1960), стр. 38. . По словам Марселя Жана, сюрреалисты изначально заимствовали термин «автоматизм» из психиатрии, поскольку он означает «непроизвольные, бессознательные, психически-поэтические происшествия» [ 92 ] 92. Марсель Жан [Marcel Jean], History of Surrealist Painting [История сюрреалистической живописи] (Нью-Йорк: Grove Press, 1967), стр.118. . Автоматизм «содержал в себе страсть, смешанную с душевной болью человеческих существ в их отношении с машинами, которые всегда кажутся готовыми освободить самих себя от власти создателей и перейти к автономному существованию» [ 93 ] 93. Там же. . Хотя страх машин и их неизбежной автономности скрыт в страсти к автоматизму, именно этот страх сделал возможной главную фантазию: освобождение человечества от пут смертности. В то время как Мамфорд мечтал о биотехнической эпохе в истории человечества, сулившей полное слияние человека и техники, а Карл Чапек в своей научно-фантастической пьесе R.U.R. (1920) опасался восстаний роботов, автоматизм ставил своей целью создание двойников, неодушевленных автоматонов, которые и для Фрейда, и для Отто Ранка были символами повторения за пределами фантазий о бессмертии [ 94 ] 94. Cм. Отто Ранк [Otto Rank] Der Doppelgänger [Двойник] (1914, 1925); английская версия книги издана под редакцией Гарри Такера [Harry Tucker] под заголовком The Double, a Psychoanalytic Study [Двойник: психоаналитический этюд] (Чапел Хилл: University of North Carolina Press, 1971). . Соединив неодушевленного двойника с одушевленным существом, автоматизм в представлении Бретона, Мамфорда, Бергсона и Кислера (хотя в их концепциях и были существенные различия) стремился достичь состояния «нирваны», «потерянного рая» [ 95 ] 95. Анализ идей и работ Бретона, сюрреализма, автоматизма и нирваны можно найти в работе Фостера Compulsive Beauty, стр. 5. . Автоматизм опирался на волшебные обещания технологического прогресса, сулившего создание пост-человеческой фантазии о первобытном, изначальном единстве. Эти надежды точно отражены в словах Бретона, который в 1942 году, находясь в изгнании из Европы, поклялся на страницах журнала VVV «вернуться в обитаемый мир» [ 96 ] 96. См. Андре Бретон "Declaration VVV" [«Декларация VVV»] (1942), издана в сборнике текстов Бретона под редакцией Франклина Розмонта [Franklin Rosemont] What Is Surrealism? [Что такое сюрреализм?] (Нью-Йорк: Path finder, 1978), стр. 337. См. также Демос, The Exiles of Marcel Duchamp, стр. 204 и 279. . Покинувшие Европу во время войны сюрреалисты казались самим себе бездомными, а потому в своих подавленных фантазиях о возвращении в идеальный дом рисовали ностальгические образы того, что [Фрейд определял как] «жуткое» [ 97 ] 97. Зигмунд Фрейд, "The Uncanny" [«Жуткое»] (1919), перевод на английский Джеймса Стрэйчи. Текст вошел в 17-й том стандартного полного собрания психоаналитических трудов Фрейда (Лондон: Hogarth Press, 1955). См. также Энтони Видлер [Anthony Vidler], The Architectural Uncanny [Архитектурное жуткое] (Кембридж, Массачусетс: MIT Press, 1992) стр.17–44; Фостер, Compulsive Beauty, стр. 7–17; Демос, The Exiles of Marcel Duchamp, стр. 203. . Возможно, Кислеру и сюрреалистам было так интересно работать вместе и в Нью-Йорке во время войны, и после возвращения в Париж сразу после ее окончания именно в силу того, что их объединяла мечта о воссоздании утраченного рая.

Перевод: Ксения Кример
Редактор: Юлия Урядова